Премия Рунета-2020
Россия
Москва
+7°
Boom metrics
Звезды26 февраля 2015 11:00

Мотылек внутреннего сгорания

70 лет исполняется польскому актеру Даниэлю Ольбрыхскому
70 лет исполняется польскому актеру Даниэлю Ольбрыхскому

70 лет исполняется польскому актеру Даниэлю Ольбрыхскому

Фото: РИА Новости

Наверно, можно по-гоголевски обозвать Ольбрыхского Рудым Паньком -- т.е. просто рыжим панычем, вечным подростком польского экрана. Когда-то в польской картине мира он заместил собою Збигнева Цибульского, сорвавшегося под пригородную электричку и освободившего вакансию национального идола.

Во всякой уважаемой кинематографии случается артист, выражающий собою национальный нерв -- гиперсексуальный непокой, раздрай и тревогу. Фазиль Искандер назвал это "гамлетизмом" -- именно гамлетовские метания и терновый венец принимают на себя скрюченные, надсадные, обреченные медленно тлеть пижоны: Джеймс Дин в США, Жерар Филип во Франции или Даль в России. Ощутимая неприкаянность в сочетании с броской внешностью создают желанный психотип красавчика, которого надобно жалеть, -- идеальную модель для всеобщего исступленного обожания (по той же схеме строится успех эстрадных звезд -- от Элвиса до "Ласкового мая"). В Польше это праздничное отчаяние, ранимую спесь, едва уловимую наивную испорченность воплощал в себе Збышек Цибульский, и с его смертью страна будто осталась без любимого капризного ребенка. Передачу короны осуществил национальный пастырь Анджей Вайда -- открыватель первого и второго маленьких принцев.

Фильм "Все на продажу" являл собою уникальный художественный акт: игровое кино, в котором все действующие лица играют самих себя. Артист Даниэль (Ольбрыхский) в разгар очередных съемок узнавал о катастрофе со всеобщим любимцем -- и по значительному молчанию артистов Беаты (Тышкевич), Элижбеты (Чижевска), Бобека (Кобеля), режиссера Анджея (Вайду играл крайне на него похожий Анджей Лапицкий) осознавал, что престолонаследник теперь он. Наблюдал и переживал беснование коней -- таких же, как у Збышка в "Пепле и алмазе", получал в наследство его армейскую баклажку, из которой ветераны восставшей Варшавы разливали по стопкам поминальный спирт, его вещмешок, его одинокий голос человека. Теперь ему предстояло отвечать за все и по мере сил сокращать дистанцию до финального гудка.

Перекличка в судьбах впечатляла. Оба вайдины крестники, причем один состоялся на его фильме "Пепел и алмаз", другой -- на его фильме "Пепел", тот и другой -- о Польше в миг утраты суверенитета и перехода в российское подданство, только с разницей в 130 лет. Оба импульсивные, взрывные, большеротые. И даже глаза у обоих маленькие -- вопреки всем канонам секс-символизма. Цибульскому удавалось прятать их под загадочными темными очками, а Ольбрыхский такого позволить себе не мог ввиду большого числа исторических ролей. В миг общепольского перехода к цветному кино (Цибульский так навсегда и остался в ч/б) страна обратилась к давней истории имперской славы -- и половину панов и шляхтичей, лукавых витязей Речи Посполитой из романов Генрика Сенкевича переиграл сегодняшний юбиляр. Приходилось добирать темпераментом: праздничной, истинно польской наглостью в ретро-фильмах и зябкой позой отверженного в современном кино. Вайда снимал его в "Березняке", "Земле обетованной" и "Пейзаже после битвы" в образах осколков большой войны и эпохи первоначального капиталистического накопления.

Обладая темпераментом менее нервным и суицидальным, чем Цибульский, он символизировал польское кино в миг его триумфального шествия к своей погибели -- капиталистической реставрации, у которой нет ни малейшей нужды в польском кино, обреченном проиграть голливудской мегакорпорации. И этот последний парад по колено в прибывающей воде он и играл с горделивой польской усмешкой.

Ведь это так по-польски -- мятежно кликать бурю и приветствовать поколение, что пройдет по тебе железной пятой. Ибо и в нем непременно сыщется юноша с маленькими глазами, который благодарно примет твою упавшую корону и зажжет поминальную стопочку в кабаке "Висла".